Интервью с Ольгой Флоренской.
- Как зародилась идея выставки?
"Я очень люблю работать с бумагой, тканью и ножницами. Много лет я с этим работаю, и в последнее время у меня было очень тяжёлое настроение, ничего не хотелось делать, единственное, чем я могла заниматься — стричь. Сделала я маленькие эскизы чёрно-белые на тему «Аллегории». Всё, что приходит в голову: и смерть, и надежда, и всё, что только можно себе вообразить в данной ситуации. Я делала это просто так, без всякого расчёта, как психотерапию. А потом вспомнилось, что у меня должна быть выставка в галерее «Totibadze», и её уже никак не перенести, и я решилась на авантюру — из маленьких чёрно-белых эскизов сделать большие цветные. Эта идея очень рискованная, потому что, как говорили мои родители-скульптуры: «Есть две вещи, которые портятся вырастая — это маленькие дети и эскизы». Думаю, что мне удалось передать всё настроение окружающего мира, и это немножко меня отвлекло и поставило на ноги. Я поняла, что работать всё-таки художник может в любой ситуации".
- Всегда ли должно появляться вдохновение для создания чего-либо или с опытом удаётся самостоятельно вводить себя в состояния, в которых возможно что-то творить?
"Вдохновение я очень не люблю, потому что с детства, когда мне не хотелось делать уроки, мама мне говорила назидательно, цитируя кого-то из великих художников: «Пусть вдохновение заставит тебя заработать». У меня так ни разу не получалось в жизни. Если нет вдохновения изначально, например, делаешь какую-то вещь на заказ и понимаешь, что изначально провальная история, потому что ты не чувствуешь, не понимаешь, не знаешь. Иногда даже в такой ситуации что-то щёлкает, и ты начинаешь делать это с удовольствием, и в результате заказчик кривит рожу, зато ты рад и доволен.

Нет, я не верю в то, что можно в себе это как-то искусственно воспитать. Я думаю просто, если хочется что-то, есть драйв такой, кураж, вот, даже не вдохновение, мне очень нравится слово «кураж». Если есть кураж, можешь работать круглые сутки, без сна, и входишь в некое состояние изменённого сознания, что тоже надо очень твёрдо контролировать, потому что иногда уже начинаешь портить работу. Улучшаешь, улучшаешь, улучшаешь, а потом понимаешь, что надо было остановиться на первом варианте".

- Есть ли особенная работа на выставке, работа, с которой связана какая-то история?
"Хуже всех мне досталась самая последняя работа — «Азия». Я уже просто рвала и метала, рычала, когда с ней работала, потому что там было столько вариантов возможных. Но я всё-таки с ней разобралась, она получилась.

На самом деле, всегда очень сложно, когда у тебя большой выбор. Когда я только начинала делать ткани, это была абсолютно антибуржуазная история, когда в ход шли старые какие-то пододеяльники, какие-то клочки и куски старой одежды, какие-то тряпки, найденные в домах культуры, где у нас были выставки. Тогда совершенно не стоял вопрос качества ткани и какой-то технологии. Это делалось очень быстро, очень нагло, без подшивания краешков, ужасным клеем, некоторые работы погибли просто из-за этого клея. С годами начинаешь быть профи таким, начинаешь разбираться, у тебя палитра цветов: у тебя есть три варианта красного, десять вариантов голубого. И вот это самое ужасное, потому что и так хорошо, и так хорошо, а если бы ничего этого не было, то сделала бы из старых джинсов и старого пододеяльника, и получилось бы настолько круто. Но, поскольку время идёт, невинность повторить невозможно, приходится работать уже в новой реальности, когда существует мучение от изобилия и возможностей".


- С какой работы началась выставка?
" «Меланхолия». Самая ужасное для художника сочетание коричневого и синего. Здесь я настолько обрадовалась, когда это синее легко на это коричневое, я поняла, что теперь это у меня любимое сочетание в жизни. «Меланхолия» была первая. Она обозначала моё настроение, с которым я входила в эту работу.


Приобрести
Приобрести
Приобрести
Made on
Tilda